Адам Кучевский обратился к Девильневу:
— Может, господин комендант хочет что-то спросить у преступника?
Девильнев встретил взгляд синих отчаянных глаз Мухина, потупился, ничего не спросил. Но распорядился:
— Надо проверить всё, что он сказал. Найти могилку. Если все подтвердится, передайте госпоже Рукавишниковой моё душевное участие.
Осенней порой под бой барабанов на черной телеге вывезли Алексея Мухина, скованного по рукам и ногам кандалами, на тот самый бугор, где прежде он прятался со своей ватагой. Вешать пришлось его одного, потому что других разбойников не нашли, а старый и хворый пасечник помер в тюремной яме. Неподалеку от обрыва у большого ручья, рядом с могилой Дарьи Рукавишниковой, был установлен высокий столб с укрепленным на его конце колесом. Оно вращалось на оси при каждом порыве ветра, и была пропущена через колесо веревка с петлей.
Полгорода собралось у места казни. Протрубили трубы. Один палач накинул Мухину веревочную петлю на шею, затянул её потуже, другие два стали тянуть за длинный конец веревки. Мухин поднимался все выше в небо, дрыгая ногами и руками, и кандалы звенели, словно частушку вызванивали.
Потом звон прекратился. Один из палачей по высокой лестнице добрался до вершины столба, привязал конец петли к колесу, лишнюю веревку обрезал и скинул вниз. Вот палач этот спустился по лестнице на землю, лестницу убрали. И палач, словно цирковой артист после исполнения номера, стал обходить толпу со своей широкополой шляпой. В шляпу со звоном падали копейки. А Алексей Мухин при каждом порыве ветра совершал круг на своем колесе, чуть покачиваясь в петле.
И кто-то его жалел, кто-то проклинал, а кто-то просто любопытствовал, ну словно в театре достопамятного гастролера Гамбуцци. Бывают среди нас такие люди, им, что фигляра смотреть, что повешенного человека.
В этот же день, и почти в самый час казни Мухина, повесилась в келье своей на черном поясе старая монахиня Евфимия. Но незадолго до страшной смерти она весь день под колючей бояркой на монастырской скамье рассказывала всю историю своей жизни инокам, юродивым Гавриилу и Георгию. Слушали юродивые молча, иногда вдруг начинали слезы лить, иногда сердились, начинали урчать, как злые коты, мяукать, щипать монахиню. Потом приказывали: бай дальше! Она баяла. А когда ушла к себе в келью, юродивые запели по-детски:
Бабушка стараНа завалинке спала,Коньков пасла.«Куда мои кони ушли?»«В сарай«А где сарай?»«Водой снесло».«А где вода?»«Быки выпили».«А где быки?»«В лес ушли».«А где лес?»«Девки выломали».«А где девочки?»«Повыросли,замуж выскочили».«А где мужья?»«На войну ушли».«А где война?»«Осередь огня».Нишкни, нишкни,Женихи пришли!«А где женихи?»«За воротами стоят».«А где ворота?»«Водой снесло».«А где вода?»«Быки выпили».«А где быки?»«За горы ушли».«А где горы?»«Черви выточили».«А где черви?»«Гуси выклевали».«А где гуси?»«В тростник ушли».«А где тростник?»«Девки выломали».«А где девки?»«За мужей ушли».«А где мужья?»«Траву косят».«На что трава?»«Коров кормить».«На что коровы?»«Молоко доить».«На что доить?»«Ребят поить».«А на что ребят поить?»«За воротами стоять».
И прошла мимо юродивых игуменья Олимпиада Бурмакина и прикрикнула на убогих умом:
— Поют тут! А в монастыре грех великий, какого со дня его основания не было! Старица Евфимия в своей келье на собственном поясе повесилась. Потешила дьявола! Весь грех на меня ляжет, а вам хоть бы что! Смеетесь тут!
Услыхав таковы слова, юродивые оборвали песенку. Заеды в углах губ их кровоточили, сопли были зелены, слюни тягучи. А как они не мылись никогда, то и сопреть уж должны были давно, но ходили они бодро.
И встали иноки непонятные, и пошли в Казанский собор Алексеевского монастыря, и стали на колени, принялись молиться. И день молились, и два, и три. Без еды, без отдыха. Забеспокоились и архимандрит, и прочие священники. Стали их уговаривать, они не слышат. Пробовали из собора вывести: не получается. И вериги их, и пояса — раскалились докрасна, а железные башмаки в каменный пол носками углубились. На пятые сутки ночью, когда в соборе никого не было, кроме сторожа, иноки умерли. А сторож спал, и неизвестно, в какой час они отдали богу свои беспокойные души.»
Люди утром в собор пришли, а иноки стоят на том же месте, но уже холодные, и глаза их закрыты. Разбудили священники сторожа, ах ты, такой-сякой! Почему проспал? А сторож говорит:
— Значит, так Богу было угодно.
Решили хоронить их за собором, стали снимать вериги поясные. А они были такие раскаленные, что коснуться нельзя. Похоронили в железных веригах неподалеку от собора. И выросла там черемуха, которая иногда ночью шепчет человечьим языком. Да только не каждый её понять может.
30. ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО
Игуменья Олимпиада Бурмакина приказала ночью и тайно отнести на городское кладбище Евфимию, на ту позорную его часть, где хоронили утопленников и удавленников, и похоронить без отпевания. И запретила монашкам упоминать само имя Евфимии. А ту келью, где она жила прежде, было приказано замуровать совсем.
Алексей Мухин целый месяц болтался на своей страшной вышине. Перво-наперво вороны выклевали ему глаза, и потом еще долго кружились стервятники над этой жуткой виселицей, находя здесь себе прокорм свой. Иногда они облепляли Мухина такой густой тучей, что места им было мало и возникали драки меж ними. По истечении месяца палачи то, что осталось от Мухина, просто бросили в ближайший ров.
Комендант Девильнев поседел в эти дни уже окончательно. Если до этого хоть на затылке оставались черные волосы, и по ним можно было судить, какого цвета была его прическа в молодости, то теперь он побелел весь как лунь. Никто и не удивлялся, человеку семьдесят девятый год пошел. Дай бог из нас каждому дожить до такого возраста. А он не просто живет, а целым городом командует. Все делает с большим толком и умением. В тот день, когда останки Мухина палачи с виселицы сняли и бросили в ров, призвал к себе Фома Фомич своих верных слуг. И сказал им:
— Вы ребята смышленые и все умеете. Купите добрый гроб у лучшего гробовщика. А как темнота настанет, берите в конюшне нашей любой подходящий экипаж, берите факелы, фузеи и лопаты, поезжайте на бугор, который теперь в народе зовется Мухиным. Там в овраге вы должны найти останки Мухина, положить их в гроб. И захороните вы гроб сей рядом с могилкой Дарьи Рукавишниковой. Но так, чтобы незаметно было, что тут кого-то прихоранивали. Потом поедете на городское кладбище, на его позорном краю выроете монахиню Евфимию, отвезете на Мухин бугор и прихороните её к Мухину и Даше. И тогда дадите там салют из фузей! Трехкратно! Поняли?